Млечный Путь - Страница 7


К оглавлению

7

— Запросто!

— А если Даниель позвонит твоей маме и начнет расспрашивать?

— Сколько угодно! На всякий случай: не я придумала канадскую издательницу!

— Но вы могли оказаться просто двойниками, а не близнецами, да еще и разлученными в детстве.

— Марта, какая разница? Меня там вообще не было, и не я, а он спит с девушкой нашего сына!

— Очень логично.

— Ладно. Уже не важно… Слушай, у тебя нет чего-нибудь очень кислого? Какого-нибудь очень сухого рислинга. А то я никак не могу избавиться от этого привкуса после амаретто и табака. Гадость ужасная! Как ты только куришь и постоянно живешь с этой помойкой во рту?

— Рислинга нет, но какое-то сухое есть, конечно. Хотя я бы не советовала тебе пить вино после ликера. Разболится голова, а ты и так на взводе. Или ты просто решила напиться?

— Может быть.

Марта открыла бутылку, но я осилила лишь пару глотков. От кислятины действительно ненадолго стало легче, а головную боль, подступившую уже в такси, я восприняла просто как неизбежность. Отчасти даже спасительную, потому что она не оставляла места для других мыслей, кроме желания поскорее оказаться в кровати. Завтра, говорила я себе, все завтра. Гости приглашены к шести, я успею приготовить все завтра. А сейчас — продукты в холодильник, и спать, спать…

Я открыла дверь своей квартиры и чуть не выронила сумки, оглушенная звуком очень громко работавшего телевизора, который показывал бокс, и воплями Даниеля и Тьерри, сидевших на диване спиной ко мне. Перед ними на журнальном столике стояла кастрюля с чем-то, судя по вони — с креветками, кусок сыра с воткнутым в него кухонным ножом лежал прямо на бумаге, еще я заметила полную окурков пепельницу и несколько банок с пивом. Сколько-то пустых жестянок уже валялось на полу. Под люстрой плавали клубы дыма. Я закашлялась.

Они дружно обернулись. Сын вскочил и бросился ко мне.

— Салютик, мам! — Он чмокнул меня в щеку и отобрал сумки. — А я «хвост» сдал по народоведению!

— Какое еще природоведение?..

— Народоведение, мам! Демография! Я думал, в жизни не сдам, он же у меня еще с позатого семестра, а сдал! Даже эта зануда демографичка похвалила. Можешь же, Оммаж, говорит, если захочешь! Я, говорит, «отл.» тебе бы поставила, но на пересдаче больше «хор.» не полагается! Представляешь, мам! — Он перекрикивал рев телевизора. — Мы празднуем! Присоединяйся!

— Молодец… Хорошо… Да сделайте вы потише! Голова раскалывается! А накурили, как в английском пабе!

Даниель торопливо схватил пульт и отключил звук.

— И вообще, с каких это пор у нас курят в гостиной?! — В полной тишине орала уже я. — Чтобы здесь все провоняло?! Хотите курить, идите на террасу!

— Ты чего, мам? Ты же сама, оказывается, куришь.

— Я?! С чего ты взял?..

— Да ладно, мам. Все свои. Кури в открытую, не стесняйся! — Он подхватил сумки и потащил их на кухню. — А здорово вы со своей писательницей над отцом прикололись! Он до сих пор не может в себя прийти! — донеслось уже оттуда.

От дыма слезились глаза, от головной боли хотелось кричать. Я едва нашла силы, чтобы шагнуть назад и прислониться к стене.

— Говорит, ты была такая стильная штучка! — в полный голос с кухни рассуждал Тьерри. — Супер! Так вы с писательницей чего, тайные лесбиянки?.. Тогда ясно, почему отец по бабам промышляет! А я-то думал, в чем дело!..

Мне уже давно не хватало воздуха, перед глазами плыли темные пятна. Из этих черно-багровых пятен возник Даниель и его голос, показавшийся мне раскатом грома:

— Заткнись, щенок! Что за идиотские выводы! Кретин! Окна открой! Не видишь, матери плохо!..

Даниель подхватил меня на руки и потащил к террасе. Тьерри неловко распахнул перед ним дверь.

— Кретин! — повторил муж. — Вот уж не думал…

Мне на лицо упали капли дождя. Даниель опустил меня в кресло и испуганно заглядывал в мои глаза.

— Как ты? Прости, я думал, что мы все вместе посмеемся… Потрясающий розыгрыш! Но мне и в голову не могло прийти, что он решит, что вы тайные лесбиянки!

— Может, и к лучшему было бы… Какой розыгрыш? О чем ты?..

Даниель виновато улыбался и гладил меня по щеке. Его волосы блестели влагой, и по лицу текли капли. Он присел на корточки, положил голову мне на колени и смотрел снизу вверх.

— Ты была сегодня такая красивая! Нет, ты и сейчас красивая! Ты вообще красивая… Просто я об этом забыл. А ты…

На террасу вышел Тьерри, Даниель осекся и резко встал во весь рост.

— Да ладно, ма! Па! Чего стесняетесь? Все свои. Ма, ну ты как? Я хотел «скорую» вызывать, но, наверное, лучше я принесу вам зонт? Вы тут посидите, а я в гостиной приберу. А продукты я уже сложил в холодильник!

— Ты бы лучше извинился перед матерью! — сказал Даниель.

— А за что? Что я такого сказал? Лесбиянкой быть не запрещено. Даже круто! Моя мать — лесбиянка. Мне нравится!

Даниель закряхтел, медленно приближаясь к сыну.

— Что ты сказал? Кто твоя, мать?

— А что такого? — Сын смотрел на него исподлобья и тоже сжимал кулаки. — Я же говорю, что мне нравится! Тебе — нет?

— Прекратите! — воскликнула я. — Я вообще сегодня не видела Марту и даже по телефону с ней не разговаривала! Я весь день бегала по магазинам! Завтра же будет народу полный дом! — Я поднялась с кресла и пошла в гостиную. — Уберите тут и проветрите получше. А я приму что-нибудь от головной боли и лягу спать, чтобы завтра начинать готовить с самого утра.

— Охота тебе возиться? — миролюбиво сказал Даниель. — Заказали бы столики в ближайшем кафе.

— О чем ты говоришь? Какое кафе — нашей внучке Кристин года нет, малышу твоего племянника — полтора. Что мы, цыгане, что ли, идти в кафе с младенцами?

7