— При чем здесь Даниель? Меня гораздо больше волнует мой сын. Вдруг он узнает, что она спала с его отцом?
— Успокойся! С чего ты взяла, что он тоскует по ней? Он ведь сам тебе говорил, что она для него — всего лишь барби. И этих барби у него пруд пруди.
— Ты же знаешь мужчин. Пока женщина доступна — она барби. А как покажет на дверь или за тридевять земель — сразу любовь всей жизни.
— Вовсе не обязательно! Кстати, забыла тебе сразу сказать. Я же кое-что все-таки разведала, как хозяйка сайта. Эта самая Русалка и твой Даниель зарегистрированы и отправляют почту с одного компьютера!
— То есть… Марта! Выходит, что…
— Ну да, ты все поняла правильно.
— Марта, а если бы я писала ей от себя, а не от Вивьен…
— Ты просто экстрасенс, моя дорогая. Поздравляю. Продолжай в том же духе! Кстати, сегодня вечером мне Вивьен опять заменять или ты справишься сама?
— Сейчас еще разок перечитаю ваши эпистолярии, особенно твои — для вдохновения, и составлю пару-тройку заготовок, чтобы можно было их сразу отправлять.
— Жюстин! Какая же ты предусмотрительная!
— А можно, я свои тексты пришлю тебе на рихтовку?
— Ладно! Присылай. Меняемся ролями: ты — автор, редактор — я!
Ровно в половине шестого я встретилась с Даниелем у обувного. На заднем сиденье стоял ящичек с пророщенными луковицами тюльпанов. Среди листьев виднелись бутоны.
— Вот, не завянут, — гордо сказал Даниель. — Расцветут в твоем садике. Поцелуй меня. Я заслужил.
Без десяти шесть он поставил машину на уже знакомом месте в соседнем от клиники квартале, и мы дворами прошли к ней. Ровно в шесть медсестра царевны Будур пригласила его в кабинет. К восьми мы вернулись домой. Вид у Даниеля с перекошенными от анестезии челюстями был страдальческий, но он мужественно прижимал к груди ящик с тюльпанами.
Тьерри сидел перед телевизором и ел пиццу из коробки.
— Ничего себе! В Голландию, что ли, сгоняли? — отреагировал он на тюльпаны. — Где вас носит? Прихожу домой — никого нет, жрать нечего!
Даниель наморщил нос, протянул ему ящик, промычал что-то невразумительное, махнул рукой и пошел в спальню.
— Время приема теперь другое, — сказала я. — Отнеси цветы на террасу, пожалуйста.
— Могли бы меня предупредить.
— Много ты нас предупреждаешь?! — неожиданно членораздельно рявкнул сверху Даниель.
Я пристально посмотрела на сына. Он вздохнул, пожал плечами и унес ящик на террасу. Я пошла за ним.
— Ма, а что такого я сказал? Я же волнуюсь, когда вас нет.
— Представь себе, мы тоже волнуемся, когда нет тебя. И когда очень сильно волнуемся, то звоним тебе. Ты бы тоже мог позвонить, а не заказывать пиццу. Еды полный холодильник!
— Ма, но ты-то чего заводишься? Я понимаю, он социально опасен, потому что зубы болят. С тобой-то что?
— А по-моему, с тобой! Ты ведешь себя как ребенок.
Он вдруг нагнулся ко мне и положил голову на плечо.
— Ма, мне так плохо…
Я погладила его по спине.
— Я вижу. Эта затея с садом… Но ты же не рассказываешь!
— А что рассказывать, ма? Ты не поймешь.
— Я постараюсь. Попробуй!
Он неожиданно чмокнул меня в щеку и выпрямился с улыбкой.
— Ладно, мам, это все лирика. Проехали. Слушай, а хочешь пиццы? У меня еще много осталось.
Я, тоже улыбаясь, смотрела на него снизу вверх.
— Знаешь, оказывается, хочу. Только давай погреем ее в микроволновке. Отец все равно спит. И вино осталось от его дня рождения. Посидим здесь, в твоем саду.
— Не, ма, это твой сад. — Сын глубоко вздохнул и погладил мою руку, заглядывая мне в глаза. — Зачем люди растут? Оставался бы я всегда маленьким…
Мы ели пиццу, пили вино, а Даниель все спал. Тьерри очень подробно и обстоятельно рассказывал, как они с бабушкой вчера поехали за этими растениями и прочим в павильоны какой-то киностудии, где для съемок был устроен цветочный магазин. Когда эпизоды отсняли, все это стало уже не нужно, но один сердобольный осветитель пожалел растения, поливал и освещал их, повесив в Интернете объявление, что ищет добрые руки, в какие бы все отдать. Бабушка первой обнаружила вчера это объявление и сразу позвонила Тьерри, чтобы он помог перевезти сокровища в ее сад. Тьерри с удовольствием помог бабушке, но поскольку его всегда раздражал пустынный вид нашей террасы, то большая часть декораций цветочного магазина украсила ее, хотя бабушкин сад тоже прилично обогатился, впрочем, как отчасти и ее кошелек.
В десять Тьерри вдруг вспомнил, что чуть не пропустил какой-то очень важный матч, и пошел к себе смотреть телевизор, а я торопливо включила компьютер, поглядывая вверх через плечо в сторону нашей спальни.
На сайте меня ждало еще одно сообщение Даниеля, отправленное им в шестнадцать восемнадцать по парижскому времени, когда в Ванкувере Вивьен еще крепко спала со своим мужем и совсем никак не могла выходить в Сеть.
«Далекая, любимая! С добрым утром! С добрым утром доброго дня! Пусть этот день принесет много удачи твоему бизнесу! Пусть он будет таким же добрым, как эта наша добрая ночь. Ты была великолепна! Я все еще под впечатлением от этой ночи. И с горячим нетерпением жду следующей. „С горячим“ — это слабо сказано, у меня нет слов, чтобы передать, как я к тебе стремлюсь! Твоя нежная кожа так и стоит перед моими глазами. Я все время губами ощущаю ее вкус. Целую тебя миллион раз и осыпаю орхидеями! Миллионом орхидей! С добрым утром, моя Снежная Орхидея»!
Затем следовало несколько картинок орхидей с латинскими подписями, явно скачанных из какого-нибудь ботанического атласа. Но сейчас некогда было ими любоваться. Я опять покосилась на второй этаж, открыла файл с отредактированными Мартой заготовками бреда влюбленной Вивьен, скопировала первую и вставила в поле ее послания Страннику.